Замечательный латышский поэт Имантс Зиедонис своими произведениями не перестаёт напоминать нам о том, как много вокруг нас чудесного и красивого. Следуя духовному приглашению поэта, фонд «Viegli» продолжает начатую Зиедонисом миссию вдохновения. Совершенство, задор, призвание, уникальность образа, успех и самобытность – вот ценности, которые Жанете Гренде, вместе со всей семьёй фонда «Viegli», ищет во всех аспектах жизни, с любовью пестует и открывает лучам солнца.
Саллия Клявкалне: Как Вы сами встретились с Имантсом Зиедонисом? Как это изменило Ваш дальнейший жизненный путь?
Жанете Гренде: Когда я училась в средней школе, а её я закончила в 1982 году, мы готовили на «вечер жетонов» такой поэтический монтаж, где было многое из работ Зиедониса, а также музыка Калниньша. Я помню, мы пели песню «Dziesma, ar ko tu sācies», и мне кажется, что уже тогда в воздухе было разлито такое странное чувство. Будто бы что-то должно было случиться, хотя я и не могла бы ещё назвать это пробуждением. Ты вроде как понимаешь, что это ещё Советский Союз, и это создаёт некоторую такую обречённость, но, читая Зиедониса и напевая песни Калниньша, можно было ощутить потайное чувство свободы. Я всё чаще и чаще думаю о том, когда же началось пробуждение. Мне кажется, это было в 1975 или 1976 году, когда Зиедонис основал «Группу освобождения вековых деревьев» и поехал освобождать дубы.
И вот что тут ему сделаешь? Человек едет освобождать дубы. Все понимают, что он под этим имеет в виду, никто об этом не говорит, все улыбаются, однако мне кажется, что это и было начали. Я бы сказала, это было весьма тонко.
И вот он как-то остался у меня в сердце. На свой сорокалетний юбилей я попросила своих деловых партнёров подарить мне две вещи – собрание сочинений и свободный месяц на их чтение. К моей огромной радости, я получила обе этих вещи. Коллеги также зачитывали мне различные отрывки из этих книг. Мы вдоволь и посмеялись, и поплакали. Во мне было столько радости и счастья! День рождения у меня 10-го марта. Первого апреля я шла через Верманский сад, и мне навстречу шёл Имантс Зиедонис. Я заулыбалась и сказала ему: «Здравствуйте, поэт!» Он остановился и заговорил со мной. В общем, закончилось всё тем, что мы пошли пить кофе. Я, конечно же, была в восторге и отложила все планы. Когда в ходе нашего разговора Имантс узнал, что я предприниматель, он сказал, что всю жизнь хотел работать в народном хозяйстве, что хотел учиться на экономическом, но его не взяли, так как его отец был в ссылке. Ему предложили изучать филологию на заочном отделении. Писать Зиедонис начал ещё до этого, но эти занятия подтолкнули его к будущей роли поэта, писателя и публициста. Он всегда был человеком большого масштаба. В отличие от других поэтов, он говорил на большие темы. И он сказал мне, что ему хотелось бы создать свой бизнес – попробовать, каково это. Я сказала: «Ну хорошо, Имантс, и чем мы займёмся?» Он ответил, что надо бы создать сеть гостиниц, под общим названием «Skaisti» – «Красиво». Купить самые красивые избушки в красивейших местах Латвии и открыть туристическое агентство. Я подумала – ну и как быть? Поговорила с подругой и решила попробовать.
Сама мысль о том, что можно вместе с Зиедонисом объехать Латвию и полюбоваться её прекраснейшими местами, уже казалась приключением. Вот мы и поехали. Это было за год до его болезни в 2004 году и незадолго до кризиса. Мы проехались по всей Латвии, и тогда Имантс решил, что самое красивое место – в Видземе, в окрестностях горы Гайзиньш. Он сказал: «Такого инея, как в Видземе, нет больше нигде». Да, вот именно так он и сказал! Это было чудесное путешествие. Мы также создали задуманную туристическую фирму, у него даже была визитная карточка – Имантс Зиедонис, партнёр. Он был так рад этой визитке! Между прочим, эта туристическая компания работает и до сих пор, а вот сеть гостиниц мы не создали, так как начался кризис, а Имантс заболел. Фактически, после этого его здоровье так и не восстановилось. Таким здоровым я знала Имантса два года. Одно время мне было очень трудно разговаривать с Имантсом, однако надо сказать, что он очень упорно старался вернуть себе способность разговаривать. Он всегда был очень деятельным. Даже если поговорить не получалось, он вырезал картинки из старых журналов, общаясь таким образом, стремясь передать свои мысли через знаки. Он также посылал эти картинки по почте. Имантс начал думать о том, что будет, когда он уйдёт. Однажды он спросил у меня: «Как ты думаешь, когда я умру, у меня будет музей?» Я ему сказала, что не знаю, как создаются музеи и какой для этого существует порядок, но могу спросить.
Так как Имантс входит в каноны культуры, то и музей у него должен был бы быть. Узнав об этом, Имантс сказал, что он не хочет такого музея, как, например, у Райниса или Блауманиса. Он сказал, что ему действуют на нервы эти музейные тётки, и не нравится то, что в музее ничего нельзя взять в руки. Он хотел бы, чтобы его музей был именно домом муз, куда люди могли бы приходить поговорить, попить чаю. «Так сказать – люди пришли ко мне в гости. Ну вот как будто бы я вышел и скоро вернусь». Имантс пытался уговорить меня создать такой музей, но я сказала, что в музеях ничего не понимаю. Однажды, когда я уже встретила Ренарса Кауперса, мы с ним решили создавать Малую кавалерию. Мы думали о том, что мы можем делать в кризис, ведь человек всегда может что-нибудь делать сам! Тогда мы решили ездить к сельской молодёжи – что-нибудь устроить, спеть, поиграть в футбол. Когда я рассказала об этом движении Имантсу, он сказал, чтобы я его познакомила со своими единомышленниками. Я организовала эту встречу, и вот тогда Имантс уговорил Ренарса, что надо сделать такой музей. Решили, что создавать музей надо в Мурьяны. Мы приехали туда летом, в шесть утра. Осмотрелись вокруг и решили – надо делать! Нашли людей, которые нас поддержали, и купили этот дом в Мурьяны. Имантс был ещё жив и сам участвовал в этом процессе. Я попросила его написать книгу о том, как он строил этот дом. Чтобы, когда кто-нибудь сюда приходил, эта книга была бы для него вместо гида. «От Янова дня до Мурьяны» – последняя книга Имантса. Я также просила помощи в разработке стратегии музея. В первый раз приехав в купленный дом, мы разожгли камин, сидели и думали, что будем делать теперь. Ренарс сказал: «Будем делать то, что умеем – петь!» У Ренарса уже была написана песня «Mazais bilžu rāmītis», мы устроили недельный лагерь и записали альбом «Viegli», сломав устоявшийся стереотип о том, будто бы альбомы можно записывать только в студии.
Старшее поколение что-то делает, когда это нужно, а молодое – когда это интересно. Вот этот интерес и свидетельствует о том, что это дело – твоё призвание. Если ты занимаешься тем, что тебе интересно, ты никогда не устаёшь
У нас был только компьютер и 2 микрофона – богема. За неделю альбом был готов, и мы устроили в Мурьяны небольшой концерт. Атмосфера там была просто чудесная. Тогда мы решили, что презентация альбома состоится в Зале Зиедониса в библиотеке, которая на тот момент ещё не была закончена. Мы принесли стулья и инструменты, пришло 600 зрителей, а телевидение всё это запечатлело. Сам Имантс тоже присутствовал, ему очень понравилось. Это был большой шаг – от неформального движения к организации фонда. Это был долгий путь. Всего в разговорах с Имантсом у меня прошло 9 лет, а фонду «Viegli» сейчас 8 лет.
СК: Каковы для Вас 3 главные ценности Имантса, которые проходят сквозь его личность, творчество? Чему из них может научиться общество?
ЖГ: Одна из идей, которым Имантс хотел бы дать нашими усилиями дальнейшую жизнь, это прославление, награждение людей, поэтому нас есть награда «Laiks Ziedonim». Мы искали учёных, экономистов, молодёжь, спортсменов, людей, живущих в мире литературы. Конечно, они все люди выдающиеся, но ещё важно вот что – у них есть ценности. Они самобытны. Мне кажется, что эту ценность наше общество не совсем принимает. Люди боятся быть самобытными, однако те, кто чем-то выделяется, кто действует иначе, представляют для нашего общества огромную ценность.
Также, по-моему, важно призвание – делать то, что тебе нравится. Старшее поколение что-то делает, когда это нужно, а молодое – когда это интересно. Вот этот интерес и свидетельствует о том, что это дело – твоё призвание. Если ты занимаешься тем, что тебе интересно, ты никогда не устаёшь. Это значительное изменение в обществе, которое можно только приветствовать. Я делаю то, что мне нравится, и я не устаю. Это счастье. Сам Имантс говорил, что смысл жизни – это счастье. Также задор, который появляется, когда ты за что-то выступаешь. Имантс, заходя в комнату, всегда спрашивал не «Как дела?», а «За что вы боретесь?» Вместо «Что ты делаешь?» – «Что ты создаёшь?» Творчество имело для Имантса огромное значение. Музей – он о творчестве, о познании себя и мира, о латышской идентичности. Он не о самом Имантсе – он об идеях. Обойти всю Латвию – это тоже музей. Во вступлении к «Лейшмалите» Имантс пишет: «…и дорога будет кружить каждый день. (И так и должно быть)». Придумано – сделано. В следующем году мы закончим наш поход вокруг Латвии, хотя вначале это казалось чем-то невероятным. И это музей. Он считал, что две трети своего времени надо проводить в поисках хорошего и прекрасного.
СК:Что Вами движет, что заставляет актуализировать, взращивать и развивать идеи Имантса?
ЖГ: Прежде всего, заниматься этим – счастье, но также и обязанность, и ответственность. Почему сначала я не хотела за это браться? Потому что я знала – если я скажу «да», это будет на всю жизнь. Нельзя пообещать что-то Зиедонису и не сделать этого. Тогда, в первые годы, мы не знали, что делать. То, как создавался музей – очень интересный случай; возможно, когда-нибудь кто-то будет анализировать, как это происходило. Прежде всего, музей рождался, пока человек был жив, и он сам указывал, как надлежит действовать. Став министром культуры, я активно выступала за строительство библиотеки. Мне эта библиотека очень близка. Меня пригласили стать министром, чтобы я закончила библиотеку. Я поговорила с Имантсом, и он меня приободрил. Это было очень сложно. Порядок вселенной ставит тебя на то место, где тебе нужно быть. Я была министром культуры, когда нужно было устраивать похороны Имантса. Я расцениваю тот этап как подарок судьбы, и даже похороны. Это всё накладывалось одно на другое. Тогда я поняла, насколько сильно народ любит Имантса, это было просто уму непостижимо. И эта ответственность тогда стала ещё больше. Перестав быть министром, я поняла, что шутки закончились. Я поступила в Латвийскую академию культуры, изучала музееведение в докторантуре. Там я узнала, что такой музей, про который говорил Имантс, это самый современный музей, который только может быть. Он ушёл от культа предметов к тому, что музей должен говорить с человеком. Ещё мы обговаривали эту концепцию с 40 друзьями Имантса, теми людьми, которых мы зовём «Имантологами». В этих разговорах выкристаллизовалось то, что Имантс бывал очень во многих местах в Латвии; музей Зиедониса – это путь, а Имантс – необъятен. Сейчас музей аккредитован и развивается дальше.
СК: Как, по Вашему мнению, молодые люди воспринимают и понимают Имантса Зиедониса сейчас?
ЖГ: Это надо спросить у молодёжи. Мне кажется, что та идея Ренарса была очень интересной. В одной из своих статей Имантс писал, что в наше время молодые люди лучше воспринимают всё через музыку. Это чудесно, у нас только что состоялось 5 концертов, и на них было столько молодёжи и детей! И они подпевают этим песням. Фактически, это чтение стихов в сопровождении музыки. Конечно, большая часть заслуг принадлежит Ренарсу и Горан Гора, Марине и другим личностям, так как именно эта музыка и есть то, что связывает. Всё это вместе увязывается в прекрасное сочетание. Дети, учащиеся в 1-4 классах, обязательно знают «Цветные сказки», хотя они и не только для детей, но они знают эти образы. Они вечны. Студенты, в свою очередь, открывают для себя «Эпифании».
Главное – это счастье. Имантс всегда говорил, что смысл жизни – это счастье.
В музее был такой случай, когда короеды погрызли 8 деревьев; мы огорчились, что деревья придётся рубить, но потом стали думать, а как бы мы могли обернуть это происшествие во благо. Мы поместили в деревья звуковую аппаратуру с 8 выходами; теперь там можно слушать голос самого Имантса, читающего свою поэзию, эпифании, различные рассказы. Люди проводят у этих деревьев много времени, рекорд – 6 часов. Молодые люди приходят сюда и вечером, со спальными мешками, лежат и слушают. Значит, что-то им там нравится. Зимой мы сами ездим к молодёжи, в следующем году, во время «Весны идей», мы призовём молодых людей обратить внимание на свои музеи, чтобы понять, что можно сделать лучше. То есть, не критиковать, а пойти и показать, что имеется в виду. О молодёжи у меня очень хорошее мнение, они гораздо умнее, чем были в средней школе мы сами. Да, они немного другие, но я думаю, что наше поколение много потеряло, а вот у молодых есть все возможности.
СК: Как Вы планируете развивать наследие Зиедониса в будущем?
ЖГ: Мы недавно получили государственную аккредитацию для музея; это означает, что государство согласно, чтобы мы хранили наследие Зиедониса – как дом в Мурьяны, так и предметы большого государственного значения, с тем, чтобы они существовали и через 100 лет. Чтобы потом, по прошествии времени, люди могли видеть, кем они были, как они жили. Второй аспект – красивому надо помогать появляться. Иногда красоту надо показывать. Например, если посмотреть на большую книжную ярмарку в Лондоне – там представлены авторы, которых туда везут, или которые сами туда едут. Если автор умер и его туда никто не везёт – его там нет. Но мы выступим за нашего любимого Имантса!
Лично у меня самой такое ощущение, что он никуда не ушёл, просто мы так с этим живём. Думаем о том, что можно показать миру. Вместе с издательством Jumava мы перевели «Цветные сказки», а эпифании сейчас в процессе перевода. Это весьма сложно, так как он изъясняется понятными нам образами, но их понимают не все.
Мы перевели 3 изданных диска; вскоре также будут напечатаны стихи на английском в форме песен, всего более 30 стихотворений и 10 песен. В наши дни книги выходят из своих обложек и живут ещё и параллельной жизнью, так как ещё есть технологии, сайт с нотами и библиотека.
Я всегда вспоминаю то, что говорил Имантс: «Важны 2 вещи – воля и провидение. Что получится в конце – это вопрос провидения».